«Не останавливайся»
Я думаю, он гений, конечно. Слишком живой, чтобы все это поняли. Вот же, рядом ходит. Вон стоит почему-то в майке на холоде, когда все кругом в пальто и пуховиках. Слишком земной, не гламурный, здешний, любит рюмочные и пельменные, футболки и джинсовую куртку. Кажется, она у него одна… Возится с нами, дураками, про вечное толкует. «Я не понимаю, говорит, - как можно всерьез обсуждать стиль одежды, проблемы городского дизайна или дизайна жилищ, — это все не имеет отношения к человеку и человеческой метафизике» (из интервью «Афише»).
И как надоели мне эти разговоры о не сексуальности Быкова. Это у нас-то, где сексуальным считается Дима Билан, Шнур и тот мужик в трусах на кухне, который рекламирует средство от простатита - «Бегу, бегу, дорогая…»? Или кто там из действующих звезд, актеров, политиков? Из всех, кого невозможно слушать, потому, что тупость беспросветная. И невозможно читать, потому, что они либо не умеют писать, либо пишут еще хуже, чем говорят.
Их большинство, они думают только о себе, своем имидже, своей заднице (карьера и бабки у них там). О том, как удержаться на плаву, как попасть в обойму и не выпасть обратно. Все ради этого и оно сильно видно.
На этом прекрасном фоне есть Быков, у которого творческий метод – подставляться и вызывать огонь на себя. Который говорит, что думает и также пишет. Говорит и пишет доходчиво, обидно-талантливо, обидно-много и просто обидно для некоторых. Не заботясь о том, кто что скажет. Вернее заранее зная, что скажут непременно какую-то гадость.
Сопоставим и сразу поймем, кто тут мужик, а кто прикидывается. Еще он преподаёт литературу в школе и МГИМО. А по вечерам, если можно назвать вечером 22.00 - приезжает на лекцию в какой-нибудь невозможной одежде. Выходит на сцену и говорит о вечном и сиюминутном, о великом и низменном. Говорит так, что каждый в зале, даже бледнолицый клерк в хорошем костюме, которого девушка привела на аркане - понимает, что художественная литература – не умная абстракция, а конкретная инструкция к жизни, почище «Cosmopolitan». Что в ней уже есть все ответы и что Быков их знает.
Теперь снова о любви. Недавно на ночную лекцию прибежал парень, опоздал немножко. А Быков уже стоял, готовился пойти на сцену, но еще книжку читал. Книжку, скорее всего, не имеющую отношения к теме лекции. И опоздавший в него чуть не врезался. И так растерялся – наверное, первый раз видел живьем. Подходит за билетом в полной прострации, все оглядывается и говорит: «Это у вас здесь Быков – ПОЭТ И ГРАЖДАНИН?» Перепутал с «Гражданином поэтом». Но это было неважно. Чувствовалось уважение и обожание переходящее в дрожь. Вот у меня также.
И тут такая тема благодатная для погружения в обожание: «Символика еды в литературе». «Как все мы помним», всегда говорит Быков, делая невероятный комплимент залу – «Невропатологи чеховский рассказ «Сирена» прописывают для аппетита, к жизни в том числе. Потому, что нельзя прочесть «Сирену» и не захотеть есть».
И если вот это вот: «В гусином букете нет нежности и деликатности. Забористее всего пахнет молодой лук, когда, знаете ли, начинает поджариваться и, понимаете ли, шипит, подлец, на весь дом» - если это декламирует Быков, тогда вообще труба. Невозможно услышать и не захотеть. Возвращает к жизни даже больше чем это надо на лекции.
«Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась»…
Только не останавливайся…
Потом еще оказалось, что решительно все, и Лев Толстой в первую очередь, знали, что устрица – символ вагины. И про то, что когда ее обливают лимонным соком, она пищит и не хочет – тоже. (Я-то думала, что это просто морепродукт). И про то что обед Стивы Облонского и Левина это уже вкратце сюжет «Анны Карениной». Я-то думала – просто обед. Все эти блюда! Этот суп-прентаньер (нарождающееся чувство), а пулярка с эстрагоном (зрелая женщина охваченная страстью), салат-маседуан (гибель Вронского на Балканской войне). Сидишь, чувствуешь себя пуляркой, щеки горят, мозги с удовольствием ворочаются, жить хочется.
А вот это: «Да кулебяку сделай на четыре угла. В один угол положи ты мне щеки осетра да вязигу, в другой запусти гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого…» (из второго тома «Мертвых душ», который Быков, считает лучше первого).
В этот вечер я первый раз за два года видела, что Быков сел на сцене. Правда, в самом конце. Потом оказалось, что мы у него сегодня пятые: «В университете было четыре лекции – очень интересные!» Но и пятая в день его лекция - это пиршество и праздник какой-то. Весь тонкий и умный анализ о символике то тонул, то вновь проявлялся в почти съедобных отрывках из классики. Это было наслаждение.
А больше всех! на свете! я ненавижу урода, у которого долго звонил телефон, когда Быков читал свои стихи. Когда наконец-то говорил о себе, а не о нас. Больше всех на свете…
Выбегали на улицу с волчьим аппетитом.
- Мой отец на завтрак съедает яичницу из 14 яиц. Грузинский рецепт. Сначала яйца, потом слой творога, потом слой зелени.
- Ааа
- А мне хотя бы коктейль из Макдональдса. P.S. Я могла бы обойтись без всех этих устриц в томате.
Но мне говорят: если хочешь, чтоб тебя читали – пиши про секс. А я хочу.
Полина Санаева
Запись лекции «Символика еды в мировой литературе»
