«Приглашение к путешествию: один вечер с Александром Филиппенко»
Я много раз видел Филиппенко в театре, в том же "Предбаннике" с Юрским, в "Гамлете" Стуруа, ну и так далее. Но на поэтические действа Филиппенко не попадал никогда. Пришло время.
И вот - Филиппенко выходит и оглушает нас невероятным миксом из Пастернака, Левитанского - и вдруг обрушивает в зал страшное "По снегу" Шаламова. Вообще, тема выживания человека в условиях тоталитаризма - она в этой программе Филиппенко оказывается главной. Тут и фрагменты аксеновского «Ожога», и рассказы Солженицына, и пророческий Левитанский, и юный Бродский... И контрапунктом - точный, блокоподобный Окуджава.
А еще Филиппенко – «старая артистическая кость»: я понимаю, что 90 процентов текстов, которые он читает, я знаю наизусть, могу перешептывать, пересмаковывать. И, кстати, вспоминать, как читали эти же строки другие великие чтецы.
Когда на своем последнем юбилее, буквально за недели до смерти, уже смертельно больной Зиновий Ефимович Гердт вдруг преобразился и просто вылетел на авансцену, чтобы прочесть Самойлова - "Давай поедем в город" - это, у тех кто видел, конечно, надолго стало одним из самых сильных впечатлений. Умирающий актер бросал в зал яростное завещание: "И что нельзя беречься! И что нельзя беречься!" - и мы понимали, что перед нами самый настоящий акт самопожертвования.
Филиппенко тоже читает эти строки Самойлова, но делает это совсем по-другому - у него возникает катарсис учительства: поэт не должен беречь себя в кабинетной тиши, он - глас Божий, и для него - важно быть "устами Бога" и да, не беречься от людской молвы.
Естественно, всплывает тема Высоцкого - Филиппенко шесть лет отдал Театру на Таганке, на самом ее пике, с 1969 по 1975, и, ах, с какой легкостью мог бы сейчас плодить воспоминания на тему "вот, когда мы с Володей и Любимовым"! Но Филиппенко куда благороднее этого. Он читает Высоцкого - по-своему, остро и тонко, и обрамляет эту читку в записи "Спасите наши души" и одной из последних работ ВСВ - "Песни о новом времени".
И вот тут надо вернуться к тому, с чего начал. Спектакль Филиппенко - это невероятная смесь актерской игры и звука: звуковое оформление, которое, как выяснилось, делалось дочерью артиста, - это еще один, может быть, самый главный персонаж спектакля. Она отсчитывает такты, она задает темпоритм, колеблется джаз, под который так хорошо читать аксеновские строчки и вспоминать былое студенчество, она нагнетает атмосферу и расслабляет. Важнейшая штука - да, во многом "таганковская" (Любимов оставил свой отпечаток на всех, с кем работал), но - обрамленная в чудо актерской игры Филиппенко и его невероятного, тончайшего вкуса.
Да, сюжетно - это очень страшная программа, почти безысходная - но хочется продолжения. Конечно, мало. И по дороге домой, я вдруг думал - а ведь было бы интересно, невероятно интересно посмотреть на Филиппенко, который бы сделал поэтический спектакль, скажем, по Пригову (или вообще - по ЕПС). Читает же он (пусть не в этой программе, а вообще - Зощенко и Сашу Черного! Кто знает, может и случится такое.
А пока - послевкусие и ощущение невероятной силы: да, власть отвратительна, как руки брадобрея (нет, этих строк Филиппенко не читал), но – «с умным хлопотно, с дураком плохо» (эти строки Окуджавы Филиппенко по-кошачьи мурлыкает в середине программы), а надежда все-таки есть. С нею и остаемся.
Павел Сурков
